В паутине оранжевого бессознательного

В паутине оранжевого бессознательного

- Если они такие умные, то пусть они лучше объяснят, почему Киев – мать городов русских? Ну, русских – ладно, понятно. Но почему Киев – мать? Он же – отец.

- А я объясню почему. Это потому что Москва – порт пяти морей.

- О, а этот ответ меня устроил.

к/ф «О чём говорят мужчины».

Попытка объяснения киевского украинофильства с точки зрения теории этногенеза

В теории этногенеза, сформулированной в своё время Л.Н.Гумилёвым, признаётся существование этнических единиц, лежащих под этносами – так называемые субэтнические образования. Основной такой единицей считается конвенция – группа людей, объединённых общими интересами и образом жизни. Форм такого объединения может быть много – артель старателей, религиозная секта, разбойничья шайка и тд. Как правило, такие объединения нестойки и недолговечны. Но иногда случается, что конвенция, в силу обстоятельств, не распадается в течение долгого времени, на протяжении поколений. Если это происходит, такая конвенция перерастает в конвиксию – сообщество людей, объединённых общей исторической судьбой. Если говорить об истории Руси, то примеры таких «конвиксий» найти несложно – казаки, сибирские первопроходцы, создавшие субэтнос «сибиряки», староверы – субэтнос, выросший из религиозной конвенции. Опять же, при определённых условиях, любой субэтнос может вырасти до масштабов полноценного этноса. Собственно, так и образуются этносы, откуда бы ещё им взяться? Этот процесс сопровождается тем, что растущая этническая единица поглощает и переваривает другие этнические и субэтнические образования, и, по сути, дарит потомкам всего этого этнического компота собственное имя в качестве общего этнонима. Подобный процесс легко проследить на примере таких этносов, как «русские», или «татары».

Необходимо сделать одну оговорку, важную для понимания дальнейшего материала. Собственно, человеческий субстрат, из которого рождаются субэтносы, а затем и этносы, не имеет никакого отношения к вопросу генетической чистоты. Теория этногенеза есть сплошное разочарование для тех, кто в современных итальянцах хочет разглядеть древних римлян, в современных евреях – жителей древней Палестины, а в современных «украинцах» - русичей времён Киевской Руси. Противоположная точка зрения не только нелогична и ненаучна, но и попросту вредна и опасна. Сказки о происхождении того или иного народа от инопланетян, от некоего первонарода, и прочем «избранничестве», зачастую приводят к таким идеологическим явлениям, как социальный дарвинизм и европейский интегральный национализм, из которых растут, в частности, ноги и немецкого «национал-социализма» и галицкого «социал-национализма». Хотя, безусловно, с течением веков, все этносы, даже подвергаясь периодической метисации, приобретают определённые, характерные именно для них, психологические и внешние черты. Но выдвигать тезис о «вечности наций», наделять этносы свойствами биологических видов, по примеру нацистов – повторюсь, преступно и ненаучно.

Рассматривая определение упомянутого выше термина «конвенция» - группа людей, объединённых общими интересами, я задумался об одном типе таких сообществ, чьё существование связано напрямую с историей появления и развития государств. Я говорю о жителях столиц. Даже Л.Гумилёв говорит о парижанах, например, как об отдельном этносе. А кто не слышал, что «Москва – это не Россия»? В свою очередь, американцы уверены в существовании особой породы людей – «нью-йоркцев» (хотя здесь речь идёт о неофициальной столице, что в государственной практике тоже случается нередко). Столичность это такое свойство, которое зачастую придаёт мыслям и убеждениям жителей этих городов определённое направление. И это направление может  стать либо вектором для всего  остального населения страны, либо войти с ним в противоречие.  По этому поводу вспоминается один из знаковых эпизодов в истории Руси - крещение её князем Владимиром Святым. История о том, как пред Владимиром проходили миссионеры из различных земель - "болъгары веры бохъмиче", "немцы от Рима", "жидове козарьстии" и греческий "философ", как и причины сделанного выбора, довольно забавен, но уж слишком типичен для средневековой литературы, чтобы быть правдой. На самом деле стоит помнить о том, что княгиня Ольга, как и её сын Ярополк - законный сын Святослава, к тому времени уж давно были христианами византийского образца. И было бы странно, если бы они были единственными христианами в городе.  Византия тогда была ближайшим к Киеву крупным цивилизационным центром, и вполне естественно, что киевская элита, а вслед за ней и другие горожане, постепенно перенимали идеологию более высокого порядка, не требовавшую, к тому же, человеческих жертвоприношений. Владимир же, придя на Киев из Новгорода, был язычником,  как и его варяжские дружинники. Коварно убив Ярополка, заманив его для переговоров в палатку, Владимир овладел Киевом. Первое время князь попытался совершить некий языческий ренессанс - поставил новых идолов, приносил им жертвы и тд, но постепенно обнаружил, что его политика противоречит царящему в городе тренду, и если он будет продолжать в том же духе, то никакая дружина не поможет ему удержать власть. Итог известен - Владимир принял Православие, укрепив при этом внешнеполитические позиции благодаря прочному союзу с Византией, в качестве Красна Солнышка попав на иконы, в книги и мультфильмы, а "веселие на Руси есть питие".

Итак, жители столицы – субэтнос весьма и весьма авторитетный. Чаще всего он и является тем самым «народом», который видит, и с которым имеет дело высшая государственная власть. Когда речь идёт о резкой смене власти, связанной с мятежом, или путчем, то мы говорим, по большому счёту, о покорении столичного субэтноса. Укрепление же захваченной власти, как правило, означает достижение властью гармонии с этим субэтносом. Если говорить о большом государстве, с большой и сильной столицей, каковым всегда являлась Русь, то можно сказать, что эта гармония всегда связана с приобретением определённых дивидендов, которыми верховная власть делится со столичным субэтносом. А столичному субэтносу, в свою очередь, свойственно ощущение собственной обособленности, и, более того - превосходства по отношению к остальным жителям страны, а также экстраполяция собственных вкусов и предпочтений на них. Мол, если нам это хорошо, то и вам должно радоваться, а если вам наш выбор не нравится, то мы вас искренне не понимаем. То есть, если жителям периферии часто кажется, что столичные пижоны живут сами по себе, наплевав на проблемы остальных, и «слишком много о себе думают», то последние уверены, что они, просто-напросто, и есть – ВСЕ. Если противоречия между провинциями и столицей заходят слишком далеко (а надо сказать, что они касаются не только простых граждан, но и элиты в первую очередь), в государстве резко возрастает тенденция к сепаратизму и дефрагментации.

С этой точки зрения, в Украине ситуация сложилась, хоть и закономерная, но очень интересная (а что в этой странной стране «как у людей»? - со смехом зададим мы сами себе риторический вопрос). Последние 22 года мы имеем сомнительное счастье наблюдать, по сути, возникновение и формирование нового столичного субэтноса – «кыяны». Понятно, что за это время жители украинской столицы настолько привыкли к своему новому статусу, что редкие воспоминания о совсем недавней провинциальности их расстраивают и обижают. Слов нет – Киев город заслуженный, мать городов русских (поверите, не хотел употреблять эту натёршую мозоль на ухе фразу, но всё-таки не удержался), стольный град, колыбель русской цивилизации и тд. Но, несмотря на авторитет и былые заслуги, нужно понимать, что времена, когда Киев был третьей по богатству и значению столицей ВСЕГО цивилизованного мира (после Царьграда и Кордовы), давно канули в лету.

Сокрушительный удар татарского авангарда по объединённому войску русских князей в 1222 г, привёл не только к быстрой утрате Киевом своего блеска, но и к полной потере самостоятельности. Об этом периоде сведений не так уж много, но те, что есть, позволяют предположить, что древнерусское государство испытывало серьёзные системные проблемы. Если быть точным, то оно даже не было государством в современном смысле этого слова, скорее, это был непрочный союз городов-полисов, руководимых князьями, находившимися по отношению друг к другу в разной степени родства и вассальной зависимости. Статус первородства долгое время у Киева никто особо не оспаривал, за исключением задиристого Новгорода. Но очевидно, что его объединяющая и направляющая сила к тому времени ослабла, повзрослевшие дети поглядывали всё более равнодушно в сторону своей дряхлеющей «мамы», и даже иной раз хищно скалили зубы, захватывая и разоряя столицу, как владимирский князь Андрей Боголюбский в 1169г, и смоленский князь Рюрик Ростиславович в 1203.

Тот факт, что в битве на Калке русское войско, усиленное половцами, было больше татарского, по некоторым оценкам в пять раз, а по самым скромным – вдвое, но не имело при этом единого руководства, сам по себе говорит о многом. После этого позорного поражения политические разломы между Киевом и другими русскими княжествами стремительно увеличились, и каждый из обломков «Киевской Руси» отправился в самостоятельный дрейф. С тех пор Киев более, чем на 7 веков, шутка ли, превратился хоть и в уважаемую, но провинцию различных государственных образований, от Золотой Орды до СССР. Не медвежий угол, конечно, но всё-таки более чем скромное прибежище для тех, кому не посчастливилось заякориться в Сарае, Вильнюсе, Варшаве, Санкт-Петербурге, Москве.

1991 год свалился на киевлян так же неожиданно, как и на всех остальных, и люди какое-то время жили по инерции, не осознавая особого изменения своего положения, благо тогда было много других забот. Эта «независимость», за которую не было заплачено ни капли крови, возникшая в результате междусобойчика региональных партаппаратчиков высокого ранга, не вызывала у подавляющего большинства населения никаких чувств, кроме равнодушия. Если кто-то и возбуждался по этому поводу, то, скорее, благодаря смешным обещаниям о «Второй Швейцарии через 5 лет», а уж никак не по поводу украинского видродження, реабилитации УПА и прочей свидомой ерунды. В то блаженное время Киев был абсолютно русским городом, и даже странно было подумать, что может быть как-то по-другому.

Но со временем ситуация начала меняться. Страна потихоньку нищала, многие отрасли промышленности умирали, оставляя после себя пустеющие, лежащие в руинах города и посёлки. Но, о чудо! – Киев в это же время расцветал как майская роза, вытягивая пылесосом деньги и силы из регионов. Ничего подобного с ним не случалось уже очень давно. Такое изменение в жизни почувствовали постепенно все столичные жители, а не только бизнесмены и чиновники. Одно дело жить в уважаемой провинции, а другое дело – в столице. Другие возможности, другая зарплата, и что совсем немаловажно – совершенно другой статус. Совсем недавно они были в положении тех, кто завидует другим – москвичам, и ездили в столицу – за дефицитом, за культурным времяпрепровождением, за карьерными поощрениями. А теперь столица – они, и теперь завидуют им. В общем, сложилась такая ситуация, при которой Киев оказался единственным городом Украины, жители которого РЕАЛЬНО выиграли от «нэзалэжности». Эту странную по историческим понятиям независимость самих от себя, то есть одних русских от других, необходимо было как-то обосновать.

Украинство прочно обосновалось в Малороссии, как это ни парадоксально, благодаря тому, что проводившая её Советская власть, делала это спустя рукава. Во всяком случае, так было на моей памяти, и на памяти моих родителей, то есть, примерно, после войны. Если активная украинизация Австро-Венгерской Галичины и послереволюционной Малороссии вызывала бурное сопротивление народных масс и интеллигенции, то ни к чему не обязывающее украинство последующих лет воспринималось уже как должное, как некий ненавязчивый фон. Жители Малороссии постепенно привыкли к этнонимам «Украина» и «украинец», хоть и оставались при этом абсолютно русскими людьми, поскольку это не причиняло им никаких культурных, языковых и прочих неудобств. Украинство было где-то там – в телевизоре в виде девушек с веночками, танцующих гопак в рамках демонстрации культуры «братских народов», на уроках украинской литературы, в краеведческих музеях. А мальчики на улицах Киева, Полтавы, Харькова, Львова воевали за «немцев» и «русских», имея совершенно чёткое представление о собственной национальной принадлежности.

Но эта латентная украинизация впоследствии смогла стать базой, на которой творцы уже независимой Украины начали раздувать свои идеологемы, оправдывая необходимость отползания от остальной Руси. Альтернативы этой идеологии просто не было. Об ущербности, тупиковости «украинской идеи» как таковой, тогда никто не думал, как и сейчас думают об этом немногие, хотя именно в ней и заключается корень всех бед, постигших страну за эти два десятилетия.

Для кыян же украинская идеология стала единственным обоснованием их нового столичного статуса. Постепенно иезуитские формулы, типа «Раз страна, в которой мы живём, называется Украина, то и язык в ней должен быть украинский» начали приобретать в Киеве всё большую популярность. Процесс этот, на самом деле, по большей части носит бессознательный характер, то есть киевляне на самом деле не отдают себе отчёт в том, что они с готовностью продают своё первородство, свою природную русскость, свой город-герой за миску чечевичной похлёбки украинства. Это носит, скорее, стадный характер массового сознания.

Те, кому довелось побывать в странах, существенную роль в экономике которых играет туризм, обращали внимание на необыкновенное радушие местных жителей. Отели, в которых живут туристы находятся, как правило, в особых «туристических» районах этих стран, типа Шарм-эль-Шейха, или Анталии. За много десятилетий зависимости благосостояния местных жителей от приезжих, в этих районах сложился особый туземный стереотип поведения. Даже если от твоей улыбки, приветственного жеста и гостеприимных фраз на нескольких языках, тебе лично в данный момент ничего не перепадёт, всё равно делай это, потому что, в конечном итоге, и ты получишь свою дольку от жирного туристического бакса. Иностранцы умиляются, восхищаются, склонные видеть в этом поведении черты всей турецкой, или арабской нации, и бывают крайне удивлены, будучи потом избитыми, ограбленными и изнасилованными где-нибудь на задворках Стамбула, или Каира. Подобную природу имеет и украинскость современных киевлян. Она выгодна. Выгода ощущается подсознательно, но, просачиваясь в сознание, принимает форму мовно-вышиваночного, вполне искреннего патриотизма.

Ничем другим невозможно объяснить внезапно проснувшуюся любовь к тому, что ещё вчера вызывало у киевлян либо смех, либо скуку, либо снисходительное презрение. Катализатором этого процесса послужили выборы 2004, когда киевляне массово осознали себя единым целым, чьи корпоративные права и привилегии могли быть нарушены чужаками с промышленного востока. Я согласен с теми, кто утверждает, что оранжевая революция была инициирована и проплачена внешними силами, но американские инвестиции легли на хорошо подготовленную почву. Подготовленную исторической логикой формирования столичного субэтноса. То, что практические результаты этой революции оказались ничтожны, и даже смешны, в данном случае не имеет никакого значения. В своё время Куликовская битва так же с военной точки зрения не имела большого значения. Но она дала толчок формированию национального самосознания. На Куликово поле пришли москвичи, суздальцы, ростовцы, владимирцы и тд, а ушли оттуда – русские. Аналогично, и после Оранжевой революции киевский субэтнос осознал свою силу и значение. С тех пор, даже с учётом прихода к власти «донецких», процесс формирования свидомого самосознания в Киеве пошёл заметно быстрее. Нигде в стране, кроме как в Киеве, я не видел такого явления, как сознательный переход на украинский язык общения в быту, в семье, на работе людей, всю жизнь общавшихся по-русски. Это единственный город, где на улицах сейчас можно услышать тот украинский язык, который до сих пор существовал только в литературе, прессе и на телевидении. Если, загорая где-нибудь на крымском побережье, вы увидите семью или компанию, члены которой общаются между собой по-украински, старательно выговаривая слова, и непроизвольно поглядывая по сторонам, дабы проверить, какое они производят впечатление, то можете биться об заклад на любую сумму, что перед вами – новые кыяны. Нигде, кроме как в Киеве, нет такого количества сторонников ультраправых партий среди потомков солдат, освобождавших русскую землю от нацистов, и поливших её своею кровью.

Успех ВО «Свобода» в Киеве было бы слишком легко объяснить тем, что туда понаехало много «западенцев». Действительно, столица притягивает большое количество мигрантов, причём не только с Западной Украины, и даже вообще не из Украины. Логично было бы предположить, что мигранты с русского Юго-Востока, например, должны бы как-то уравновешивать западно-украинский фактор в городе. Но не тут-то было! Как это ни парадоксально, но, практически, все мигранты, из какого бы региона страны они ни были, пополняют ряды носителей свидомой идеологии. Бывший дончанин скорее превратится в бандеровца, чем станет на защиту Русского мира. В этом нет ничего странного. Мигранты, в основной своей массе – пассионарии, меняющие место жительства в поисках лучшей жизни – денег, карьеры и тп. Социальный успех в их мировоззрении является определяющим, поэтому они с готовностью подхватывают царящий в среде столичного субэтноса тренд. Они не для того покидают свои дома, чтобы на новом месте грести против течения.

Не знаю, насколько далеко может зайти процесс украинизации (хотя правильнее было бы сказать – галицизации) украинской столицы. Судя по радикализации украинского политикума – зайти может очень далеко. Уже сейчас нацистские факельные шествия, в которых принимают участие коренные молодые киевляне и их отцы, не встречают в столице, практически, никакого сопротивления. Когда руководители «Свободы» самодовольно заявляют, что Киев - это бандеровский город, я склонен с ними согласиться.

Разумеется, я далёк от тотального обобщения, и не расчёсываю всех киевлян подряд под одну гребёнку. Более того, необходимо сказать, что в сердце Руси и сейчас русская мысль развивается как нигде больше в Украине. Наиболее яркие, смелые и умные защитники русского дела тоже живут в Киеве. Но, к сожалению, их деятельность на фоне общих тенденций, царящих в кругах столичной интеллигенции, выглядит, скорее, как исключение. Рядовые же киевляне, за 20 лет не поддавшиеся промывке мозгов, по большей части предпочитают не высовываться. Тем временем в ряды столичного субэтноса вливаются с каждым годом новые представители молодого поколения, в мозгах которых школа и ВУЗ придали аксиоматичности украинскому мифу. Тот факт, что на последних парламентских выборах один из немногих известных и харизматичных общественных деятелей Русской Украины – Олесь Бузина, не смог получить по своему мажоритарному округу хоть сколько-нибудь приличный результат, весьма показателен в свете рассматриваемой проблемы. Если бы он баллотировался в любом крупном городе промышленного Юго-Востока, место в Раде ему было бы обеспечено.

Я не зря утомлял ваше внимание преданиями глубокой старины, вспоминая о событиях, предшествующих распаду древнерусского государства. Аналогию проследить нетрудно – и сейчас Киев, по сути, живёт своей собственной, обособленной жизнью, частично опираясь на поддержку «ближних княжеств». И сейчас региональные «князья» борются за киевский стол, видя в нём ключ к богатствам всей Малой Руси. Также, как и тогда они предпочитают не обращать внимание ни на углубляющиеся внутренние противоречия, ни на грозовые тучи на горизонте.

Подводя итог вышесказанного, можно сделать вывод, что киевский субэтнос, осознавший выгодность своего положения, не согласится ни в коем случае добровольно отказаться от своей «столичности». Никакие аргументы о тупиковости украинского проекта, об исторической и культурной принадлежности современной Украины к Русскому миру, массой кыян просто не будут восприняты. Архитекторам Русского Мира, ежели такие вообще существуют, этот фактор необходимо учитывать. На их месте я бы рассматривал возможность расположения столицы новой Русской Империи именно в Киеве. У представителей других ветвей русского народа это не должно вызвать особого протеста. Во-первых, потому, что историческое значение Киева, как колыбели русской цивилизации не вызывает никакого сомнения, и его выбор в качестве столицы не может никого унизить, а во-вторых потому, что ни Питер, ни Минск, ни тем более Москва свои преференции никак при этом не потеряют. Более того, перенос столицы из непропорционально разросшейся Москвы пойдёт стране только на пользу. Это в больших государствах практикуется – Сан-Паулу в Бразилии, Пекин в Китае – примеры, когда власть старается распределить крупные урбанистические центры по всей стране. Такой мегаполис как Москва является уже настолько самодостаточным государством в государстве, что на его дальнейшем росте и обогащении перенос административных общегосударственных функций в другое место, практически никак не скажется. Для Киева же, чьи амбиции будут удовлетворены ещё большим повышением собственного статуса, это будет означать возвращение в русло русской цивилизации. Вся украинская фольклорная пена, наросшая на горожанах в течение двух десятилетий, слетит за несколько месяцев, бандеровщина вернётся туда, откуда и выползла – в карпатские леса и зарубежную диаспору. Любой другой сценарий присоединения Киева к Русскому Миру – вследствие военной, или экономической экспансии, превратит его в центр бесконечного недовольства, в мину замедленного действия, которая сработает на очередном повороте истории. Кому это надо, спросите вы, чтобы Киев было так уж необходимо присоединять к Русскому Миру? Отвечу – всем нам. Я сам небольшой поклонник этого города, но представить себе объединённую Русь без Киевщины и тяготеющих к ней центрально-украинских областей – той самой Киевской Руси, я тоже не могу.

Сергей Ленский,
специально для alternatio.org